Дебри.
Суров и немилосерден Красный Бор к людям. Много разной нечисти в нем водится. Казалось бы, не ходи, не суйся, человече, в чащобу... Ан - нет! Издревле живет в тех дебрях племя удалых лесовиков-охотников. И кличут они себя – в честь бора - Краснобореями. Промышляют больше пушниной да всякой лесной живностью. Но есть у них и пашни свои, и нивы. Почитай, в самом сердце Великого Бора лежит их селенье – ни дойти дотуда, ни доехать. Только купцы красноборейские умудряются вывозить на люди свои товары – сплошь пушнина, солонина, да духмяный лесной мед. Сказывают, ведомы им тропы тайные. Сам князь туда не суйся – сгинешь без следа… Только лесовики там хаживают. Но только - да не только: не одними краснобореями славны те края. Поговаривают, еще, что живут в Бору ельфы. Вроде, поглядишь – человек человеком, но и стать не та (стройны как жердь), и порода другая (лицом белы, да костью тонки). Да и ухи у них кверху заострёны. Живут они, как и мы, поселеньями, но на деревах, что твои пташки. Чудной это народ, но не злобный. Людям они никогда еще ничего худого не делали. Только колдовство у них больно пугающе да богомерзко. Это оттого, что колдовством этим они, сказывают, жизнь свою продлевают – с десяток веков человечьих может прожить ельф.
А на самом, что ни на есть, севере Красного Бора - там, где меньше дерев, да больше скал да камней, живут, говорят, огры-людоеды…
- А ведомо ли вам, внучки, как добыть шкуру огра? – молвил старый зверолов Сбитень, - Хе-хе, вижу, что не ведомо… Да и где уж вам – молодо-зелено.
- Ну ты, дедушка, хватил, - обиженно засопел увалень Юшка, - Ты что же, нас совсем за детвору голоштанную держишь? Мне вона, поди уж, девятнадцать годков скоро стукнет… Но, твоя правда, огра-страхолюдину не видал - не доводилось.
- Юшка, погоди, - перебил тугодума его более сообразительный сверстник Вихор, - дай послушать… Знатная, наверное, наука – огра бить. А, деда?
Старик помолчал, пряча усмешку в пегие, отдающие табачной желтизной, усы. Посмотрел на одного юного охотника, на другого, почесал косматую седую шевелюру. Достал кисет с отборной махрой (говорят, эту смесь зверолов готовил по своему особо тайному рецепту – уж больно она была духмяна, да нажориста), засыпал порцию в свою видавшую виды ореховую трубку, затем порылся в костре, отыскивая подходящий уголек, деловито взял его в раскрытую ладонь и не спеша перекатил в трубку. Простоватый Юшка аж рот раскрыл – каждый раз это зрелище его удивляло. Сам он тоже иногда пробовал этак пофорсить прикуривая, но каждый раз немилосердно обжигался. Между тем, седовласый охотник осторожно вернул уголек обратно в костер и, прищурившись, задымил.
- Ну, орлики-соколики, огр, скажу я вам, противник сурьезный. Даже, можно сказать, опасный. Этакая громада в два человечьих роста. А уж страшон - во! – зверолов скорчил самую мерзкую рожу, на которую только был способен. – Я ж не всегда бобром промышлял. Бывало, и на медведя ходил… Но с мишуком-то проще – берешь рогатину покрепче, и когда он на тебя попрет, ставишь эту дуру аккурат ему под левый сосок, чтоб она ему, значит, самое сердце пронзила. Ну, не вам говорить, небось, сами тоже на зверюгу ходили - чай, не маленькие…
Сбитень подмигнул расцветшему Юшке и продолжил:
- А вот огр-людоедина… Так, с ним этот фокус не пройдет: шкура у него, что твой панцирь – рогатиной не прошибешь. Супротив него бери дубину окованную, а-то и вовсе палицу ратную, шипастую. И то, завалишь ты его с этим оружьем, только ежели до хари его отвратной доберешься, доберешься и врежешь со всей удали молодецкой. Да не один раз и не два, а добрую дюжину. Так рази ж эта вражина будет тебе свое рыло подставлять? Да ни в жисть! Потому, это и есть самое ее слабое место, слабое да беззащитное… Вот как у тебя, Юшка: куда ни бей - все выдюжишь, а щелкни по темечку – так и свалишься.
- Ну нет, дедусь, это напраслина, - возмутился молодой охотник. – Об мое темечко, почитай, дубовые батоги ломались да трескались. И в рыло сколь теми же батогами ни доставалось – все нипочем. Жив-здоров… Только вот зубы у меня слабоваты – уж без малого с полдюжины осыпалось.
- Богатырь, богатырь, парень! - рассмеялся старик, - Тебе б смекалки поболе, был бы женихом на нашей деревне наипервейшим да наижеланнейшим.
- Ну, деда, ты в самый корень зришь! – восхитился смешливый Вихор, - А ведь и верно: голова - самое его слабое место… Всем ты взял, друже – аж зависть берет! А вот сметкой малость обделен.
- Ну, Вихра, ну доржешься ты у меня, мерин неподкованный, - беззлобно промолвил увалень, - А я, деду, и так жених завидный: батя купец, сам –молодец. Вона, по осени и сватов засылать будем…
- Это к кому же? – удивился Вихор, - Ах, неужто к той самой - к дородной дочке купца Добрыднега? Как, бишь, ее?.. Запамятовал. Дочек-то у него – хоть пруд пруди. Не мудрено и забыть…
Юшка потупился, покраснел, но все же ответил:
- Вот по осени и узнаешь… В дружки тебя, подлеца, позову. Чай, не откажешь?
- Уважу друга, не откажу.. А угадал ли? Её в жены берешь? – настаивал любопытный Вихра.
- Сказано – в срок узнаешь… И не пытай! – погрозил пальцем увалень. – А чего это мы тут расселись? Деда Сбитню, говори уж, что хотел-то?
- Дык, что ж, говорить-то робятки - огр стал озоровать в наших краях. Далёко от своих пещер забрался. Мне, старику, одному с ним не сдюжить. Вот вы, как есть, мне и подсобите…
- Вот это дело! – воскликнул Юшка. – А, айда, прям-таки с утречка на него и двинем? Верно, Вихра?
- Верно-то оно, верно, - улыбнулся Вихор, - да что-то сдается мне, у деда Сбитня какой-то особо тайный способ есть. Не одной ведь палицей огра бить можно, а, деда?
- Хе-хе, мал да удал, ты, паря, - засмеялся старик, - Уж я-то припас гостинец – не сумлевайся. О Чертовой Дудке слыхали?
Оба молодых охотника в удивлении покачали головами, а зверолов кивнул и продолжил:
- Мне эту штуковину один закомый карлик дал. Ихняя работа… Что говорить -ушлый они в этом деле народец. Куда там кузнецам-человекам! У наших-то век короток, а те – живут лет по пятиста и в ус не дуют! Чего бы им и не быть доками в кузнечестве да оружействе? Ага. Наши-то - вона, однострельные да двустрельные ружжа навострились делать. И то - кое как, да с боку веретенце. Нет, не по душе мне нашенские поделки. Лук супротив них понадежней будет: коли тетиву в сухости держишь, так и не подведет, ежели рука не дрогнет… Ага. Значит, как-то годков, эдак, десятка с три тому назад (молод я еще был, э-э-эх!) сошелся я с одним из горняков низкорослых. Ему, вишь ли, до зарезу нужны были пузыри желчные тигровые, да не один, а цельных три штуки. Ну, я ему и добыл. На север ходил – аж до самых огровых пещер добрался, но добыл. А как речь зашла об оплате, возьми, да и скажи – дескать, что мне твое золото, лучше бы какого охотничьего снаряду предложил. Он мне и говорит, что есть у него старое ружжо. Чертова Дудка называется. Сам, мол, он давненько его в руки не брал, не стрелял. Дескать, все больше знахарством да ведовством стал промышлять, вот и без надобности оно ему. А продать или отдать, мол, жалко было, потому как память – еще дед его этим ружжом в старых шахтах всяку нечисть отстреливал. Но, говорит, хорошему человеку, так уж и быть – уступлю…
Сбитень умолк, раскурил по новой свою трубку, задымил и добавил:
- Вот и вся история, соколики…
- Как это – вся? – удивился Вихор. – А чем же эта Чертова Дудка от нашенских ружей отличается?
- Да всем, - махнул рукой старый зверолов, - Но главное – боем. Панцирь пехотный прошибает, что иголка твой бархат. А еще, зараз можно зарядить её ни одним, ни двумя, а ажно пятью зарядами! Во-о-от… Токмо под нее не пуля с пыжом, да с порохом, а патрон нужен … Э-э-эх, много же я из нее зверья понастрелял!
- Ага, деду, значит это и есть гостинчик твой, - продолжил Вихор, - Только, чего же про эту Дудку нам никто никогда не сказывал. Знатный, видать, снаряд, а по деревне о нем – молчок. Прятал, небось?
- Да особо и не таил … Токмо в хате-то я по молодости надолго не засиживался: зверя пострелял, пушнину обменял, солью, порохом да огнивом каким отоварился – и опять в леса. Это сейчас я стар да немощен стал. До колодца дойти - и то, иной раз, тяжко… Вот и не стреляю я более. Бобра добываю, да тем и кормлюсь…
- Ой, деду, ежели помощь какая нужна, мы уж подсобим. С бобром тем же, али с другим зверем, - спохватился Юшка, - Ты только скажи…
- Ну что ты, внучек, - засмеялся старик, - Бобра-то я и сам как-нибудь споймаю. Стар-то я, стар, да крепок еще. А огр… Да не просил бы я вас, ежели б знал наверняка… Мне б догадку одну проверить.
… Значит, на самом, что ни на есть, севере Красного Бора - там, где меньше дерев, да больше скал да камней, живут, говорят, огры-людоеды… К чему это я? Ах, да!
Знавал я одного знатного красноборейского зверолова по имени Сбитень. Частенько он из лесу выходил, да честному народу показывался. И не просто показывался, а товару лесного в нашем селе сбывал. Эх, и хороши были те шкурки!
И было при нем диковинное ружжо. Старики наши его и так и сяк в руках вертели – никак налюбоваться не могли. Чертовой Дудкой называл его зверолов. Но не об этом речь.
Сказывал он, что не помнит ни роду своего, ни племени, ведь еще малюткой подобрали его чудаки-ельфы. Выпестовали, вырастили, да пустили гулять по белу свету. Поначалу чудно было Сбитню в человеческих поселениях, вот и не прижился он нигде, окромя Красного Бора. Вот и примкнул он к краснобореям. Даром, что охотничьей сметки было ему не занимать – ельфы-то завсегда мастерством своим звероловским славились.
Значит, прижился он у краснобореев и начал охотой на жизнь зарабатывать, добра наживать. Казалось бы, живи, да радуйся. Обзаведись домом, семьей, детишек нарожай, да и поджидай свою старость. Ан – нет, не таков был Сбитень. Красный Бор оказался ему милей дома да краше девицы. Вот и провековал он свой век в чащобах да в охоте. И под старость оказалось, что нажил он лишь ветхую землянку да то самое ружжо диковинное. Но осталось и былое мастерство. Только какой же от него прок, ежели и глаз уже не тот, и сил поубавилось? Проку мало. Потому как негоже доброму человеку без дому да без семьи куковать – чай не зверь какой.
А краснобореи, зная о ремесле его непонаслышке, взялись сынов своих отдавать ему в подмастерья. Сказывают, знатные из отроков выходили ловцы. Даже среди лесовиков лучше не сыщешь! Лесовики – они народ суровый. Ежели с молодцем на охоте какое несчастье случится, горевать не положено – знать на то воля Божья. Много народу сгинуло в Бору и все больше молодого да неосторожного. Но с подмастерьями Сбитня никогда такового не случалось. Через то – и слава у него была, и почет учительский.
Но почуял старик, что недолго ему осталось…
- Вихор, глянь-ка на этот след, - прошептал старый зверолов, - Смекаешь?
- Ага, деду, - ответил юноша, - Юшка, полюбуйся.
- Диковинно…
- Это и есть, внучки, след огра. А ну-ка, молодцы, кто мне скажет, когда он тут прошел?
- Доподлинно, утром, деду. После восхода, – ответил Юшка.
- Ага, это было после восхода. Часа через два, - согласился Вихор, - Значит, часа полтора тому назад этот зверь был здесь.
- Все верно, соколики. Надо бы нагнать да прибить вражину, пока делов не натворил. Вона, направление-то – аккурат на село наше, красноборейское. Поспешим, други!
Охотники шли по следу. По странному, не виданному в этих краях следу. Лес шума не любит, а потому движения их были осторожны, но, тем не менее, стремительны. Казалось, не люди, а тени скользят среди деревьев. Первым шел худощавый седовласый старик с ружьем и в грязно-зеленой одежде в разводах. За ним, баюкая в крепких руках булаву, вперевалочку следовал паренек под два метра ростом, одетый в нечто похожее на приталенный камзол, и полуоблегающие брюки такой же непонятой расцветки. Замыкала шествие ладная фигура еще одного паренька с луком, изготовленным для стрельбы. Цвета его одежды тоже не блистали разнообразием, и, видать, неспроста – в зелени летнего леса это сочетание маскировало отменно.
Вдруг что-то их встревожило…
Значит, почуял старик, что недолго ему осталось, и перестал брать отроков к себе в подмастерья. Все более бобром стал промышлять, благо сил для этого немного нужно, да и хлеб какой-никакой… Но прежние ученики частенько к нему в землянку заглядывали. Последние - Юшка с Вихором – чаще других. Почитай, за родных внуков ему стали. Придут, навестят, где что надо – подсобят. И обратно по домам. А уж беседы у них были! Бывало, ночь-полночь, а они все у костра сиживают да байки травят…
Но однажды Сбитню пришлось самому их вызвать к своей землянке. Они и пришли, но знать не знали, почто их позвали… А дело-то серьезным оказалось. Поговаривали, неподалеку от села красноборейского огра видали. Здорового и страшенного. Невдомек было лесовикам, как же он от пещер своих в самую чащу забрел. Али ему жрать нечего стало, али свои прогнали. Так, неведомо-то оно - неведомо, а отвадить, либо извести зверя лютого – треба. Вот и покумекал старый зверолов, что придется ему на огра идти - даром и ружжо у него к этому делу подходяще. Но хотелось ему не просто на огра сходить, а и урок дать ученикам своим последним. На том их и позвал…
Что-то встревожило охотников. Старик внезапно остановился, подав знак «безмолвие» своим спутникам, и указал на примятую траву. Юноши синхронно кивнули и застыли, превратившись в слух. Зверь был близко. Но где именно?
Люди настороженно оглядывались, силясь увидеть среди деревьев что-либо подозрительное. Медленно текли секунду ожидания, а лес не торопился раскрывать свою тайну. Похоже, чудовище учуяло охотников и затаилось. Плохо. Очень плохо… Неужели людоед устроил засаду?
Огр появился внезапно. Огромная серая безволосая туша вдруг восстала из близлежащих зарослей малины и бросилась на людей.
- Юшка, сзади! – успел крикнуть Вихор, спуская тетиву.
Крепышу-охотнику удалось отпрыгнуть в сторону и избежать чудовищной дубины великана. А стрела Вихры нашла-таки свою цель – пронзила глаз огра. Людоед взревел и на секунду замешкался, пытаясь выдернуть досаждающую деревяшку.
- Стреляй, деду! – заорал Юшка, обрушивая свою булаву на лапу чудовища.
Увы, по сравнению с обитателем пещер, даже редкий здоровяк Юшка казался карликом, а потому, достать своим оружием до головы огра он не сумел. Людоед взревел и кинулся на обидчика. И тут выстрелил Сбтитень… Но даже прямое попадание в голову не сразу остановило огра. Он отвлекся от человека с булавой и на последнем дыхании кинулся на человека с ружьем. Старик выстрелил вторично и… не успел увернуться от дубины великана...
На том их и позвал… Ага. И перед рассветом пошли они, значит, в самую чащобу. То бишь, туда, где это самое чудище видали. Выследили они его, нашли. Только огр хитрым оказался – сам решил на них поохотиться. А и краснобореев голыми руками не возьмешь… Какая битва была! Сказывают, завалили они его – били из лука, палицей били, а старик Сбитень изловчился да и всадил зверю пулю аккурат в середку его поганого лба. Но не хватило старому зверолову проворства – пришиб его огр. Но пришиб, да не сразу насмерть. Успел Сбитень рассказать, что за догадка у него была…
- Ладное ружжо, да уж больно неудобное, - молвил красноборейский староста, осматривая Чертову Дудку, – Эх, старина Сбитень, пришел-таки и твой час… Значит, соколики, тот огр ручной был?
- Истинно так, - ответил Юшка чуть не плача, - Деду успел сказать, что, дескать, подобрал он как-то детеныша, да жалок тот ему стал вот и… Того.
- Да, - продолжил потупившийся Вихор, - Того… Он его своими руками выпестовал. А когда тот повзрослее стал, проявился его норов злобный. Ну, делать нечего, пришлось его отпустить… Привел его деду к пещерам огровским да там и оставил. Вот и весь сказ дядь Строгыль.
- Гхм. Так вот чем жалость звероловская-то обернулась, - задумался староста, - А этого, видать, свои не приняли - прочь прогнали… А он, возьми, да и в наши края подайся. Так чего же Сбитень позвать его не пробовал? Или увещевать как? Ведь, как ни крути – а воспитанник. Должон был признать…
- Так он и не успел, - почти прошептал Вихор, - Я ж этому страшилищу уже стрелу в глаз пустил. Тот и взъярился… Какое уж тут увещевание - зверь-то лютый… Это я во всем виноват.
- Ну-ну, не казнись ты так, - улыбнулся юноше Строгыль, - Всяко в жизни случается…
- Всяко-то оно всяко, да деда Сбитня уж больно жалко. Пожил бы еще нам на радость…
- А вот горевать не положено! – нахмурился староста. - На охоте погиб стрик… Так что, воздадим ему почести да и похороним по нашему обычаю… А горевать – не сметь! Вам ясно, соколики? Чай, не бабы-дурёхи – должны понимать …
Оба юноши понуро кивнули, соглашаясь…
Такие дела… Как ни крути, а правы были наши деды да прадеды: сколько волка не корми, все одно – в лес смотрит.
Старика честь по чести похоронили. А ружжо его досталось Вихору. Как сам зверолов хотел, так лесовики и исполнили. Но не в радость было пареньку наследство… Пригорюнился он. Крепко пригорюнился. Знать, любил он Сбитня покойного как родного деда, а не как наставника. А и не мудрено – потому как, не было у паренька ни отца, ни матери. Зверь их задрал.
- Чего нос повесил, друже?
Неунывающий Юшка хлопнул Вихора по плечу. Да так, что у того аж дух захватило.
- Все горюешь? Брось ты это дело! Пойдем-ка лучче на зверя какого-нибудь сходим? Ну… На борова, аль на сохатого. Глядишь, и печаль твою как рукой снимет. Сходим, а?
- Сходить-то сходим, но без пользы это будет для моей печали.
- Чего так? Уж сколько времени прошло, а ты все кручинишься… Не к лицу это охотнику.
- Ну, раз не к лицу, - горько усмехнулся Вихор, - тогда и охотником мне не бывать, друже.
Юшка опешил:
- То есть как это – не бывать? Ты же и есть охотник…
- А вот так. Уходить я надумал… На север уходить.
Здоровяк в удивлении раскрыл рот, не найдясь что ответить. Веселости его явно поубавилось. Появилось недоумение.
- Как же так? Совсем уходить? Навсегда?
- Да, друже, навсегда…
Вихор был непреклонен. Как Юшка ни старался, никакие увещевания, никакие уговоры на него не действовали. И в конце-концов, юный охотник отчаялся уговорить своего друга остаться. У краснобореев, каждый зверолов волен делать все, что ему вздумается. Вот и Вихор настоял на своем желании и собрался в добровольное изгнание. Юшке только и оставалось, что предложить ему припасов в дорогу, да охотничьего снаряжения.
Памятуя о том, что любые дела следует начинать с утра, Вихор вышел из деревни краснобореев, едва солнечные лучи начали пробиваться из-за верхушек золотящихся по ранней осени деревьев… На север, подальше от краснобореев, подальше от любого человеческого жилья, подальше от тоски-печали, поближе… к чему? Поближе к чему он хотел оказаться? Юноша и сам не понимал.
Сказывают, далеко на север ушел Вихор. Искал искупления. А нашел ли – о том мне не ведомо… Ежели рассудить, так и не виноват он был вовсе. Ан – совестливым оказался… Вот и весь сказ.
- Это как же понимать? Так-таки и весь?
- Истинно так, добрый человек, весь…
- Да быть того не может!
- И чего же не так?
Таверна пустовала. Единственными ее посетителями были седой старик-гусляр в выцветшем, полинялом от времени и непогод плаще и молодой (судя по одежде, не бедный) путешественник. Их голоса гулко раздавались в общем зале.
- Как это - чего? – между тем говорил молодой посетитель трактира. – А что дальше-то было?
Старик усмехнулся:
- А что дальше было, то мне не ведомо. Рази что… Ну да. С чего бы Сбитню на огра переть? Чай, и силы-то уже не те были, штоб, значит, к зверю лютому в пасть соваться… Ну ладно. Догадка, говорил, была. Проверил, а дальше-то что? Ой, неспроста он это затевал. Ой, неспроста…
- Это как так – неспроста? - удивился молодой человек.
- А вот послушай… Сбитня-то - ельфы выпестовали? Так?
- Ну, так…
- Ага. А слыхал ли ты об их обычаях?
- Не-а… Да и откуда?
- А я слыхал. У них как помирать принято? Вот ежели устанет какой-нибудь ельф от жизни, тогда собирает он друзей-приятелей своих и айда на зверя. На мишука там, или на тигру какую… В обычае это у них - ходить на Последнюю Охоту. Только то уже не охота получается, а битва. Один на один выходит охотник на зверя. А друзья-приятели, как зверь, значит, дружка их смертника заломает, так забирают его останки и уносят. И хоронят с честью – потому как такая добровольная смерть у них в большом почёте. Они, почитай, иначе из жизни и не уходят…
- Эх, и чудны эти ельфы…
- Чудни-то они - чудны, да не чудней краснобореев, у которых горевать по покойному не принято. Да речь-то и не о том вовсе… Я вот думаю, может и Сбитень решил устроить себе такую же Последнюю Охоту, а Вихор этого не уразумел и, не подумавши, взял на себя вину за смерть его… Эх, молодо-зелено! Жил бы с остальными краснобореями, да добра наживал. Ну, погоревал бы тайком, ну поплакал – так нет! Вскинулся, взбудоражился да и понесся сломя голову в самые дебри. На том, видать, и сложил свою буйную голову.
Молодой человек призадумался:
- Да, дед, вот так сказ! Что ни говори, а чуднО… А ты, случаем, сам не красноборей?
- Да что ты! – замахал руками старик. – Не оттуда я родом… Но торговать с этим племенем приходилось.
- И Сбитня, говоришь, знавал?
- А как же? Знавал. Знавал и видал. И разговаривал. И торговали мы с ним. Токмо я тогда, почитай, совсем мальчишкой был, а он уже в возрасте, - старик встал, - Ну что ж, коли позволишь, пойду я. Замаялся с дороги…
- Ну что ж, старче, спасибо, уважил ты меня, - произнес молодой путешественник, протягивая музыканту медную монету.
Старик с благодарностью принял награду и направился в отведенный ему чулан. Добравшись до него, со вздохом присел на лежанку и прошептал:
- Эх, деду Сбитню, видать, теперь и мне пора уходить в свой последний поход. На свою последнюю охоту… Только где же те товарищи, что отобьют у зверя тело моё грешное? Ох-хо-хонюшки…
